Смирительная рубашка - Страница 75

— Однако Анна задумал то же самое и собирается обвести вас вокруг пальца, — сказала Мириам. — Они кричат, что он хочет стать царем иудейским, а это нарушение законов Рима, и, следовательно, Рим должен сам разделаться с Иисусом.

Пилат пожал плечами.

— Не царем иудейским, а скорее царем нищих или царем мечтателей. Иисус не дурак. Он мечтатель, но мечтает он не о земной власти. Желаю ему всяческой удачи на том свете, ибо там юрисдикция Рима кончается.

— Он утверждает, что всякая собственность — грех. Вот почему фарисеи тоже неистовствуют, — снова заговорил Амбивий.

Пилат весело засмеялся.

— Однако этот царь нищих и его нищие приверженцы все же не гнушаются собственностью, — пояснил он. — Посудите сами, ведь еще не так давно у них давно был свой казначей, хранивший их богатства. Его звали Иуда, и ходят слухи, что он запускал руку в общий кошелек, который ему доверили.

Но Иисус не крал? — спросила жена Пилата.

— Нет, — отвечал Пилат. — Крал Иуда, казначей.

— А кто такой был Иоанн? — спросил я. — Он устроил беспорядок под Тивериадой, и Антипа казнил его.

— Еще один пророк, — ответила Мириам. — Он родился «де-го неподалеку от Хеброна. Он был одержимый и долго жил отшельником. То ли он, то ли его последователи утверждали, что он Илия, восставший из мертвых. А Илия — это один из наших старых пророков.

— Он подстрекал народ к бунту? — спросил я.

Пилат усмехнулся и покачал головой. Затем сказал:

— Он поссорился с Антипой из-за Иродиады. Иоанн был человек высоконравственный и поплатился за это головой. Но это слишком длинная история. Политика была тут ни при чем.

— А некоторые утверждают, что Иисус — это сын Давида, — сказала Мириам.

— Только эю вздор. В Назарете никто этому не верит. Ведь там живет вся еро .семья, включая двух замужних сестер, и все их знают. Это самая обыкновенная семья простолюдинов.

— Хотелось бы мне, чтобы так же просто было написать доклад Тиберию обо всех этих хитросплетениях, — проворчал Пилат. — А теперь этот рыбак уже под Иерусалимом, город кишмя кишит пилигримами, способными каждую минуту затеять беспорядки, а Анна все подливает и подливает масла в огонь.

— И не успокоится, пока не добьется своего, — предрекла Мириам. — Он хочет загребать жар твоими руками, и так оно и будет.

— Чего же именно он хочет? — спросил Пилат.

— Казни этого рыбака.

Пилат упрямо покачал головой, а его жена воскликнула:

— Нет! Нет! Это была бы позорная несправедливость.

Он никому не сделал зла! Он ни в чем не повинен перед Римом!

Она с мольбой взглянула на Пилата, и тот снова покачал головой.

— Пусть их сами рубят головы, как это сделал Антипа, — проворчал он. — Сам по себе этот рыбак ничего не значит, но я не хочу быть их орудием. Если им нужно его уничтожить, пусть сами и уничтожают. Это их дело.

— Но ты не допустишь!.. — вскричала жена Пилата.

— Если я попробую вмешаться, мне будет нелегко объяснит»

Тиберию, что я поступил правильно, — ответил Пилат.

— Как бы ни обернулось дело, — сказала Мириам, — тебе все равно придется писать объяснение в Рим, и притом очень скоро. Ведь Иисус со своими рыбаками уже у стен Иеруса лима.

Пилат не скрыл досады, которую вызвали в нем ее слова.

— Меня не интересует, где он сейчас и куда направится потом, — заявил он. — Надеюсь, я никогда его не увижу.

— Анна его разыщет и приведет к твоим воротам, можешь в этом не сомневаться, — заметила Мириам.

Пилат пожал плечами, и наша беседа оборвалась. Жена Пилата, находившаяся в состоянии крайнего нервного возбуждения, увела Мириам на свою половину, и мне осталось только отправиться в постель и уснуть под доносившийся с улиц этого города безумцев гул и рокот толпы.

* * *

События развивались с необыкновенной быстротой. За одну ночь город был спален собственной яростью. В полдень, когда я выехал с полудюжиной моих солдат из дворца, все улицы были запружены народом и толпа расступалась передо мной еще более неохотно, чем прежде. Если бы взгляды могли убивать, я в тот день не дожил бы до вечера. Многие плевали, глядя прямо на меня, и со всех сторон раздавались угрозы и брань.

Теперь уже на меня смотрели не с удивлением, как на чудо, а с ненавистью, ибо я носил ненавистные доспехи римлянина.

Случись это в каком-либо другом городе, я приказал бы своим солдатам разогнать этих злобных фанатиков ударами мечей плашмя. Но я был в Иерусалиме — в городе, охваченном горячкой безумия, и меня окружали люди, неспособные отделить идею государства от идеи Бога.

Анна, саддукей, хорошо сделал свое дело. Что бы ни думал он и синедрион об истинной подоплеке происходящих событий, черни сумели внушить, что виной всему Рим.

В толпе я увидел Мириам. Она шла пешком в сопровождении только одной служанки. В такие дни ей было опасно появляться на улицах в одеждах, подобающих ее положению. Ведь она была свояченицей Ирода Антипы, а его не любили. Поэтому Мириам оделась очень скромно и закрыла лицо, чтобы ничем не отличаться от женщин низшего сословия. Но мои глаза она не смогла обмануть: слишком часто в моих снах я видел величественную осанку и поступь, присущие только ей одной.

Едва успели мы обменяться несколькими торопливыми словами, как началась страшная давка, и я и все мои верховые оказались в самой гуще толпы. Мириам укрылась за выступом ограды

— Этого рыбака схватили? — спросил я.

— Нет, но он уже у самых городских стен. Он подъехал к Иерусалиму на осле, а впереди него и позали шли целые толпы, и какие-то несчастные глупцы, приветствуя его, называли царем Иудеи. Теперь наконец у Анны есть предлог заставить Пилата выполнить его желание. В сущности, этот рыбак уже приговорен.